Мы едем по Аравийской пустыне, где совсем недавно лишь звенела тоскливая песнь песка и не произрастало ни травинки. Вот что пишет один американский миссионер, побывавший в этих местах в начале века; «Между Абу-Даби и Дубаем берег совершенно пустынный и настолько ровный, что холм высотой около 60 метров называется Джебель-Али — Высокая гора — это единственная достопримечательность этих мест».
Доходы, процветание эмирата Абу-Даби за последние годы невероятны, поэтому неудивительно, что в разговорах с эмиратиами из Абу-Даби только и слышишь: «под руководством шейха», «по указанию шейха», «по распоряжению шейха»... И, кланяясь многочисленным портретам шейха Заида бин Султана Аль-Нахайяна, 32 года правящего Абу-Даби, верные подданные, чье достояние растет не по дням, а по часам, всегда добавляют: «Чтобы крепло его здоровье», «продлевались годы священной жизни», называя его не иначе, как «отцом народа», а шейх Заид всегда подчеркивает, что «залог единства Эмиратов — это благосостояние народа». В чем и убеждаешься, выехав в чудо света, возникшее, как фата-моргана, среди пустыни — «арабский Нью-Йорк», он же столица эмирата — Абу-Даби.
Скажу откровенно, что в путешествии по княжествам Персидского залива меня больше всего потрясли, пожалуй, две простейшие вещи: вода и деревья. А может, и не очень простейшие, если учесть, что ни того ни другого и в помине не было в этих пустынных местах, кроме как в редких оазисах. Сколько же надо вложить средств, чтобы воду для всех нужд, в том числе для питья, перегонять из морской; сколько надо денег, чтобы посадить десятки миллионов финиковых пальм, выращивать бананы да и где — на засоленных, солончаковых песках?! Значит, в чужих, далеких странах покупается почва, гумус, покупаются саженцы — и все везется из-за морей, океанов, чтобы вот так, как в Абу-Даби, мы катили по зеленым аллеям, чтобы дети и пожилые арабы отдыхали в садах и парках.
Господи, то есть Аллах, да когда ты прогуливаешься по длиннейшей и красивейшей набережной столицы, прозванной почему-то «набережной Манхэттена» (наверное, несведущими туристами), разве в голову приходит мысль, что ты на бывшем диком островке, куда случайно забрел старый охотник в погоне за газелями, отсюда и название города: «Отец газелей». Осуществляя мечту шейха Заида о городе-саде, здесь не просто высадили пару аллей, а заложили целые плантации финиковых пальм. Только две цифры: всего в Эмиратах высажено 80 миллионов деревьев, что стоило 3 миллиарда долларов. К каждому дереву очень дорого подводить воду, а без таких «капельниц» деревья быстро сохнут и гибнут.
А ведь в родных палестинах не только нефти, но и золота, платины, алмазов — чего только нет. Да и земля своя — чернозем, и деревья сами растут, и пастбища зеленеют, и солнышко блестит ласковое над зелеными лесами и широкими реками. Все есть, все в избытке, и люди добрые, работящие. Верно, правду сказал шейх Заид, что одной нефти мало — нужна и умная голова...
Много светлых голов и золотых рук работает в Эмиратах. В них проживает почти 3 миллиона человек, из них коренных арабов — 450 тысяч, а остальные индийцы, пакистанцы, иранцы, филиппинцы и, конечно, европейцы. Вот и получается, что на каждого эмиратца приходится 5-6 человек. Так что для шейха Заида проблема безработицы оборачивается как бы шиворот-навыворот: весь вопрос в том, как отучить коренных жителей предаваться восточной неге и заставить их трудиться хотя бы на престижных и руководящих постах.
Хотя это нелегко, так как образование и медицинское обслуживание бесплатное, и, как поговаривают, с рождением маленького эмиратца на него откладывается немалая толика долларов, которая увеличивается со свадьбой, появлением сына и даже дочери, постройкой дома, покупкой автомобиля и т. д. Словом, продуманная система социальной и экономической поддержки.
Неужели все дело в мудрых шейхах? Тут мне вспоминаются строки из интереснейшей книги русского дипломата П. Е. Панафидина, побывавшего в этих местах в начале века: «Шейх является полноправным главой семейного клана и остается на этом посту столько, сколько будет угодно его народу. Он обычно богаче любого члена своего клана, и его шатер всегда открыт для посетителей. Он и судья, и президент Совета старейших, и арбитражный суд.
Его решения основаны на древних традициях и обычаях, и обычно не обсуждаются. Шейх вершит правосудие ежедневно в своем шатре, выслушивает жалобы и споры, зачастую самого интимного семейного характера. Шейх должен быть не только беспристрастным и справедливым судьей, но и храбрым в бою. Кроме того, шейх должен быть щедрым и великодушным, не только оказывая гостеприимство, но и готовым прийти на помощь любому члену своей общины, оказавшемуся в беде».
Итак, Абу-Даби, город небоскребов. Мы мгновенно и бесшумно возносимся на скоростном лифте на 29 этаж гостиницы Хилтон, где со смотровой площадки перед нами предстает панорама арабского мегаполиса.
Гид сообщает, что на этом месте за 25 лет выросли 900 высотных домов модерновой архитектуры с розовыми, синими, зелеными зеркальными стеклами, как англичане планировали этот город будущего, вынося промышленность за его пределы, а американские архитекторы вписывали в современный пейзаж мечети. Уже сейчас сносятся «старые» дома (земли мало, поэтому дорогая) и возводятся новые, еще выше и модерновее.
Я запомнил историю о 45-этажной башне «Байнуия» с кобальтовыми стенами, которую шейх Заид подарил своей младшей любимой жене-палестинке. Не отрываясь, созерцал я фонтаны (их в столице — 90 штук!) с вечерней подсветкой, один лучше другого: извергал струи воды фонтан-башня «Вулкан», распускал свой хвост «Павлин» и переливался цветами радуги фонтан «Дружба».
И все это выросло на месте рыбацкой деревушки, и даже когда Абу-Даби стал городом, то вдоль побережья тянулась чуть не единственная улица из домов, построенных из пальмовых ветвей и листьев. Как отмечают путешественники прошлого, Дубай из каменных домов был гораздо внушительнее, а паром курсировал между берегов залива-гавани.
Но отправимся от Абу-Даби по следам этих путешественников к северным эмиратам, через Дубай в Шарджу, чей порт славился с давних пор. Вот что пишет англичанин Джеймс Букингем, который прибыл в 1816 году в порт Шарджа на корабле: «Шарджа — это не остров, как отмечено на карте, а маленький городок на песчаном берегу, насчитывающий человек 500 населения. Во время летних месяцев из Шарджи отправляются рыбацкие суда в сторону Бахрейна с ловцами жемчуга на борту. А в зимний период жители имеют в изобилии рыбу и финики, занимаются разведением овец. Пшеница встречается крайне редко на этой территории, а рис сюда завозится из Индии и является любимым и единственным зерновым продуктом, употребляемым населением».
Английский путешественник видел суда, выходящие из главной морской гавани Шарджи, в те времена — бухты Аль-Хан. Здесь до сих пор стоит деревушка, названная так же, как и бухта — Аль-Хан, и сохранившая свой первоначальный облик. По-прежнему здесь возвышаются смотровые башни, и живы еще старинные домики из коралловых плит. Веяние времени: деревушка зажата между высотными зданиями Дубая с одной стороны и Шарджи — с другой. Хотя в деревушке до сих пор существует мастерская, где традиционные арабские одномачтовые суда — доу строят с помощью пилы, рубанка и молотка, но жизнь ушла далеко вперед, и Шарджа стала совсем иной.
Однако Шарджа совсем не похожа на Абу-Даби — суперсовременный город — монолит, ни даже на космополитичный Дубай. Попав в Шарджу и остановившись у Центрального базара, я прочел надпись, составленную на клумбах из цветов: «Улыбнитесь, вы — в Шардже». И действительно, Шарджа сразу привлекает своей ненавязчивой приветливостью и, если так можно сказать, культурным обликом.
Поражает большая лагуна Халид, окруженная садами и парками, и с большой выдумкой и вкусом оформленная площадь Аль-Ролла, в центре которой — скульптура, символизирующая свободу, а вдоль аллей тянется колоннада, сделанная из камня, вывезенного из Индии. Скульптура по форме напоминает индийскую смоковницу, посаженную на этом месте лет двести назад. Местные жители до сих пор вспоминают, как они укрывались в тени её обширной и густой кроны, как устраивали здесь разные праздники и фестивали и очень сожалеют, что дерево срубили в спешке стройки, но затем быстро спохватились и посадили вокруг площади много молодых индийских смоковниц.
Это бережное отношение к традициям, старому наследию люди связывают с именем правителя Шарджи — шейха Султана бин Мохаммед Аль-Кассими. Попав в старый район — Мереджу, я увидел, как тщательно здесь ведутся работы по восстановлению старинных домов, в которых размещаются всевозможные музеи. Мереджа меня привлекал в основном потому, что я хотел узнать историю реставрации Форта, построенного еще в 1820 году, тогдашним правителем Шарджи.
